Услышанные новости вызвали у него сильнейшее беспокойство. Элинор работала над делом Ханиман с такой самоотверженностью, с таким упорством, вложила в него столько сил, что внезапное самоотстранение с риском для карьеры встревожило его больше, чем он мог предположить.
Разве подобное поведение не влечет за собой лишение права на адвокатскую практику?
Эта мысль заставила Фрэнка невольно содрогнуться. Представить Элинор без адвокатской лицензии было совершенно невозможно.
Поскольку последней ее видела Джулия, он спросил, в каком состоянии Элинор покинула офис, но та, улыбнувшись, уверила его, что в гораздо лучшем, чем была все последнее время. Как это понимать, было не совсем ясно, ведь Элинор жила своей профессией, а этот процесс был для нее почему-то особенно важен.
Бормоча под нос проклятия, Фрэнк вылез из машины. Надо будет заехать к ней еще разок попозже, может даже подождать ее в машине. Должна же она рано или поздно вернуться… А ведь еще совсем недавно такая мысль ему даже не пришла бы в голову.
Подойдя к двери своего дома, Фрэнк открыл ее и замер как вкопанный. Изнутри раздавался шум, похожий на звук работающего телевизора. Неужели, уходя, он впопыхах забыл его выключить? Или…
Войдя, Фрэнк тихо закрыл за собой дверь. Свет в гостиной был включен, но из-за наглухо задернутых штор на улицу не пробивалось ни лучика, телевизор, судя по раздающемуся из него идиотскому смеху, тоже. Осторожно подкравшись, Фрэнк заглянул внутрь и испытал столь сильное облегчение, что почувствовал слабость в коленях.
В гостиной, с поджатыми под себя ногами, с чашкой кофе в одной руке и с сандвичем в другой, одетая в старый джемпер, с волосами, собранными в хвост, сидела Элинор. Его Элинор.
Делала ли она вид, что не замечает возвращения Фрэнка, или действительно была поглощена происходящим на экране, сказать было невозможно. Во всяком случае, с ней все было в порядке.
Кроме того, она была здесь, в его доме!
Кстати, о доме…
— Наверное, воры пользуются отмычками, исключительно чтобы не потерять квалификацию, поскольку ключ, как правило, лежит под ковриком у входной двери, — произнесла Элинор, по-прежнему не отрывая взгляда от телевизора.
Фрэнк не сдержал улыбки. Так, значит, она все-таки слышала, как он вошел.
— А если бы ключа там не оказалось?
— О, не волнуйся, я бы обязательно что-нибудь придумала.
Она наконец подняла глаза, фиолетовые глаза, полные таких эмоций, что Фрэнк еле устоял на месте. Однако, как ни хотелось ему подойти к дивану и заключить Элинор в объятия, необходимо было выяснить все до конца.
— И что ты здесь делаешь, Элинор?
— Неужели об этом необходимо спрашивать?
Фрэнк пригляделся к ней повнимательнее.
Не пьяна ли? Однако на столике перед ней стояла лишь тарелка с еще одним сандвичем. И никакого алкоголя.
— Мне казалось, это совершенно очевидно, — заявила Элинор.
— Когда дело касается тебя, ничего не бывает очевидным.
Она усмехнулась.
— Думаю, найдется немало людей, которые вряд ли с тобой согласятся.
Только тут Фрэнк заметил, что усталое выражение, замеченное им ранее в суде, исчезло, уступив место здоровому румянцу.
— Может быть. Но вряд ли эти люди знают тебя так же хорошо, как я.
Элинор отвела взгляд.
— Это верно.
Черт бы его побрал, но она выглядела просто прекрасно! Правда, обычно ее волосы были тщательно расчесаны и спадали на плечи красивыми волнами, однако он решил, что хвост тоже смотрится неплохо.
Поставив чашку на стол и положив недоеденный сандвич на тарелку, Элинор вытерла ладони о свитер.
— Знаешь, очень странно, но я, кажется, нахожусь сейчас на том же распутье, что и ты три недели назад.
— На распутье?
— Вот именно. — Она похлопала по дивану рядом с собой. — Почему бы тебе не сесть?
Фрэнк подавил желание поступить так, как она сказала, потому что тогда им будет уже не до разговора, а это в свою очередь приведет их уже известно куда, то есть в никуда. И так будет продолжаться до тех пор, пока Элинор не откроет для себя некоторые непреложные и вечные истины.
— Спасибо, но пока мне хорошо и здесь, — ответил он.
Ее улыбка стала несколько плотоядной и намеренно вызывающей. Несмотря на все здравые размышления, реакции тела отрицать было невозможно. Однако Фрэнк решил держаться до последнего.
— Пусть будет так, — согласилась она. — Видишь ли, мне может понадобиться пристанище на некоторое время.
— Что-то случилось с твоей квартирой?
Отведя упавшую на лицо прядь волос за ухо, Элинор улыбнулась.
— Хочешь спросить, что еще, кроме того, что скоро я, возможно, окажусь не в состоянии вносить арендную плату? — Она покачала головой. — Ничего.
— Почему ты считаешь, что окажешься не в состоянии вносить арендную плату?
Элинор принялась чертить кончиком пальца узоры на диванной подушке.
— Перестань, Фрэнк. Я же знаю, что ты в курсе событий. Джулия рассказала мне все по телефону.
— Почему ты не позвонила мне? Я с ног сбился, разыскивая тебя.
Она посмотрела на него и кокетливо склонила голову.
— А тебе не кажется, что тогда не было бы никакого сюрприза?
Что и говорить, не было бы.
Борясь со все растущим желанием оказаться рядом с ней, Фрэнк скрестил руки на груди.
— Послушай, Элинор, я не знаю, что у тебя сейчас на уме…
— Фрэнк, со дня на день меня могут лишить права заниматься адвокатской практикой.
Это заявление, но больше всего выражение ее лица поразили его до чрезвычайности. Он ждал печали, может быть даже отчаяния, но только не умиротворения. Умиротворения от принятого решения и вызванных им последствий.